— Знаете, Лидия… Николаевна! Ваша стеснительность… как-то переходит границы, не находите? Вы очень привлекательная женщина, но Вам нужно обязательно поправляться, а значит и питаться нормально! Вот! Нужно есть, и набираться сил!

— Иван… Вы со мной сейчас как с маленьким ребенком разговариваете! — попробовала возмутиться женщина.

— Ну так Вы не ведите себя… таким образом! А давайте… я сейчас и себе чаю налью, принесу сюда и мы с Вами вместе почаевничаем?

Сначала женщина больше молчала, ела бутерброд, чинно откусывая его маленькими кусочками, запивая чаем. Но потом, после пары анекдотов — вполне пристойных, кстати! — она чуть повеселела и начала отвечать ему, и даже улыбаться.

— Извините, Лидия Николаевна… У меня вопрос. Может он покажется Вам бестактным, но меня очень интересует — чем вызвано Ваше отношение ко мне? Такое…, - он покрутил рукой в воздухе, показывая, какое отношение имел в виду.

Она вздохнула, покосилась на него:

— А ты сам, Иван, разве не понимаешь?

— Ну, знаете ли… что я там могу понять? Может я вовсе не так все понимаю, напридумываю себе невесть что! Да и… женская логика… она не очень понятна, с мужской точки зрения.

Она помялась:

— Иван… ты ведешь себя… не совсем…

— Высокоморально и духовно?

— Ну вот! Ты опять все… с насмешкой!

— Да нет… правда, Лидия… Николаевна — я хочу понять. Хотя бы потому, чтобы между нами не было недомолвок, и мы могли спокойно работать, бок о бок. Помогая друг другу. Разве это плохо?

Она непонятно на что разозлилась. Немного. Но — оживилась.

— Иван! Я замужняя женщина. А ты… подчас ведешь себя… предосудительно! И тем самым… бросаешь тень и на окружающих. Вот!

— То есть я — настолько аморален, что компрометирую Вас, если вы просто работаете рядом?

Она подумала, помялась:

— Ну… не все, конечно, это видят и знают. Но… это есть!

— Не все видят и знают, но Вы боитесь компрометации? То есть Вы — сами что-то увидели, сами поразмыслили, и решили — это предосудительно? Так?

— А к кому женщина приезжала? А кто с Зиной… по углам тискается? А кто Лизу за… попу хватал? Этого недостаточно? Знаешь, Иван, ты — молодой парень, а ведешь себя… как распущенный тип, причем — как… старый сатир!

Косов про себя восхитился!

«Старый сатир? Мда… Так ведь оно именно так и получается! Вот это интуиция, вот это — образность мышления!».

— Давайте так… Во-первых, если я старый сатир, ну — по крайней мере так себя веду, может перейдем на ты? Хотя бы, в своем кругу, без посторонних?

Она, чуть подумав, согласилась.

— Тогда, во-вторых, Лида… Я молодой мужчина, — она хмыкнула, — ну а кто я, по-твоему? Так вот… я молодой мужчина. И вполне естественно, что у меня… бывают женщины. Серьезных отношений я не завожу, потому как планирую летом уехать, буду поступать в военное училище. Об этом я честно говорю… своим знакомым. Но при этом, физиология остается физиологией. То есть влечение к женщинам я никуда не уберу. Или ты отрицаешь саму природу человеческую?

— Ничего я не отрицаю… Но как-то это все… Ну ладно! Есть девушки, которым может быть и устраивают такие… временные отношения. Но ведь та женщина, которая к тебе приезжала… мне кажется, что она — замужем. Замужних, знаешь ли, видно! Это я тебе как замужняя женщина говорю! Это же…

— Ага! Скажи — грешно! Может ты и в церковь ходишь, Лида? — хмыкнул Иван.

— Нет, в церковь я не хожу. Но ведь у нее муж… да и дети, наверняка…

— Лида! Ты вот взрослая женщина, а как ребенок, честное слово! Ну пусть — молоденькая девчушка! Ах-ах! Как же так?! Или ты не знаешь, что подчас отношения в семье… не такие, как хотелось бы женщине? И в этих самых отношениях… муж не силен, так скажем? Как тогда быть?

«Оп-па! А она покраснела! То есть — тут я в болячку умудрился попасть? Ну что ж, как старый сатир — буду иметь в виду!».

— А Лизу тогда… зачем лапал? Она же… ей же уже за тридцать! А тебе — восемнадцать! Нашел бы… помоложе.

— Лизу я, положим, не лапал! Вот что за выражения у филолога? Лизу… я погладил, не сдержавшись. Каюсь! Иногда… бывает у меня, когда эмоции забегают вперед разума. И еще… Лиза — красивая женщина! А сколько ей лет? Да какая разница! Ты вот любишь русскую классическую литературу, так ведь? — дождавшись кивка женщины, он продолжил, — в книгах, да и в жизни, чаще, конечно, бывает наоборот — женщина молода, а мужчина — уже… зрелый!

«Упс! Опять она покраснела! Да что же такое — что не скажу, то «в цвет»!».

— И это вроде бы — нормально, да? Ну — привычно, так скажу! А если наоборот? Почему это… порицается? Но… опять же — ты филолог и любишь русскую литературу. Бунина с его «Темными аллеями» — любишь?

«Да что же она так краснеет-то?».

— А еще — сколько лет было Анне Карениной? А Вронскому?

Женщина задумалась.

— Там вроде бы… не явно как-то… Не помню!

— Ей было двадцать восемь, а ему — двадцать три. Если хочешь проверить — перечитать внимательно. Ну так что — осуждать будешь?

— Ну… Анну хоть и жалко, но и осуждать есть за что! — ишь как философский спор Лидочку раззадорил!

— Вот как? Морализаторством, значит, будем заниматься?

— Слушай! Ну как так? Ты — сопляк еще… а аргументы вон уже какие приводишь! Заранее подготовился, что ли?

— Лидочка! Когда крыть нечем — так и на оскорбления перейти можно? Сопляк… Эх! Что ж Вас так, интеллигентных-то людей, эта самая интеллигентность так быстро покидает! Аргументы нормальные есть?

Было видно, что женщина разошлась не на шутку.

— Так! Предлагаю перемирие. Налью горячего чая, а ты пока… аргументы подбери, хорошо?

Иван вернулся к себе, закурил в ожидании, пока нагреется на печке чайник. Потом усмехнулся своим мыслям, и, налив чай, еще раз подумал, махнул рукой и плеснул в кружку для Лиды чуток коньяку. Совсем чуть-чуть, чтобы даже запаха не чувствовалось. Потом и себе — тоже плеснул.

Коньяк, вино и водка — у него всегда стояли в тумбочке. На всякий случай! Вон — водкой он за чистку снега рассчитывается. Или как тогда — с Миронычем по паре рюмок за разговором приняли. А вдруг гости какие? А вино? Ну… для дам-с!

Лидочка сидела задумавшись, и глядела в окно.

— Ну что? Что нам скажет русская классическая литература? Вот, Лида, пей чаек! Я и заварил его, постарался.